стихи моего отца. Выпуск 1.
Стихи моего отца. Выпуск 2.
ВОСПОМИНАНИЯ О ГУЛАГЕ
1. КЕНГИР
Тебе приснится в летний зной
Последний птичий крик
И опаленный тишиной
Проклятый материк.
И белый город Джезказган
За этажом этаж
Руками тысяч каторжан
Построенный мираж
И в окаянном этом сне,
Взрывающем мозги,
Увидишь ты на самом дне
Пылающий Кенгир
И тех, кто вздумал сотрясать
Державные столпы,
И кто не дал себя топтать,
Как лагерную пыль.
Давно развеян по стране
Тот пепел, дым и чад,
Но кровь на танковой броне
Все так же горяча.
2.
Меня давили танками в Кенгире,
На Руднике вбивали в аммонал,
Статьи и сроки, тяжкие как гири,
Мне вешали ОСО и трибунал.
И вот теперь с начальственной одышкой
Мне говорят ненужные слова:
Скажи спасибо, что не дали «вышку»,
Что целы руки, ноги, голова.
Спасибо всем, великим сим и малым,
Стоявшим у стола и у ствола,
За белые лубянские подвалы,
Отмытые от крови добела.
Спасибо всем и буйным и смиренным,
Крутившим нас в лубянском колесе,
И пусть они до пятого колена
Подохнут на запретной полосе
3. ПИСЬМО
О чем вам написать? У нас в такие ночи,
Так яростно гудят ветра из дальних стран,
Как будто до сих пор за окнами грохочет
Безумствами волны архейский океан.
Века бегут как сны. Их бег не остановишь
Шеренгами цитат, ценой разбитых лбов
Земля еще полна невиданных чудовищ,
И рушится гранит от скрежета зубов.
Какое дело им, что мы недолюбили,
Не допили вина, не дописали строк,
Что в каменных мешках у нас глаза остыли,
И ноги стерты в кровь от лагерных дорог.
Века бегут как сны, а наша жизнь короче
Безумств одной волны, разбившейся у ног,
Но миллионы их и океан грохочет…
О чем вам написать? О большем я не мог.
5. ДРУГАЯ ВОЙНА
Я был на той войне. Ее не славят в одах,
Не служат панихид у памятных камней
Остались от нее: клеймо «врага народа»
И шестизначный номер на спине
Она прошла, как шторм, по городам и весям,
А нам вещает новый красный вождь:
«У нас в деревне не было репрессий…»
Ну не было, так не было. И что ж?
А миллионы душ загубленных в ГУЛАГе,
А миллионы душ казненных без вины?
И до сих пор историки-бедняги
Не могут подсчитать потери той войны
Идут года, стираются детали,
Но мы то помним все о той войне,
Как мертвым головы на вахтах разбивали,
Чтоб убедиться, мертв он или нет.
Не обольщайтесь сладкими речами,
Что не было такой войны вовек…
Не дай нам Бог смириться с палачами
И пить вино у них на торжестве.
6.ПАМЯТИ АРТЕМА ФЕЛЬДМАНА
Прощай! Как в Джезказгане на разводе
Судьба нас равнодушно развела,
И снова степь тюльпанами восходит,
Чтобы назавтра выгореть дотла.
И снова танки бьют прямой наводкой,
И кровью обливается закат,
И ВОХРы одуревшие от водки
Идут на штурм последних баррикад.
А нам с тобой идти кругами ада,
Пока еще военный прокурор
И вся его лубянская бригада
Отменят свой неправый приговор.
Прощай! Ведь мы не долго были вместе,
Но были рядом наши номера
И ты в моем спецлаговском реестре
Остался воплощением добра.
И снова степь тюльпанами восходит
И снова в душу заползает страх…
Мы все еще на дьявольском учете
В навечно сохраняемых делах.
7. ПАМЯТИ ЮРИЯ КИРШОНА
Ушел мой друг по юности острожной,
Как многие острожные друзья,
Ушел совсем и больше невозможно
Нагнать его за гранью бытия
А он бы мог о многом рассказать
И, главное, о том пути туннельном,
Которым души покидают землю
Чтоб воплотиться где нибудь опять.
Материя не терпит аберраций,
Будь это человек или звезда,
И наши «alter ego», может статься,
Не встретятся нигде и никогда
Но где-то в закоулках мирозданья
Возможно, им приснится в странном сне
Зеленые от медных пятен камни
И люди с номерами на спине.
8. ПАМЯТИ ЗЕКА,
РАССТРЕЛЯННОГО В 1953 ГОДУ В СТЕПЛАГЕ
Все прощены и жертвы и убийцы.
Зуд примирения. Но что-то грустно мне,
Смотрю вокруг и вижу те же лица
Как в Джезказгане в лагерной тюрьме.
И был январь. Он шел еще в колонне,
Еще стукач не думал доносить,
А надпись «Смерть тирану» на вагоне
Уже пошла по свету колесить.
Потом был суд, не напрягаясь слишком,
И слепо веря долгу своему
За пять минут ему он «выдал вышку»,
А остальным – «закрытую» тюрьму.
Был пьян палач, была пьяна охрана
Из многих пуль попала в грудь одна…
Был месяц март и за душой тирана
Уже примчался лично сатана.
И вот теперь нас власть зовет мириться,
Зачем и с кем? Ей видно все равно…
Мне жаль страну, где прощены убийцы
И каждый пятый с ними заодно.
ЛУБЯНКА-ЛЕФОРТОВО
9.
Вопросы, вопросы, вопросы
Зачем, почему и в связи…?
Кружатся колеса допросов
Вокруг лубянской оси.
Вопросы, как гвозди Голгофы,
Пробили все ноги и дни…
И даже лубянские «профи»
Не знают ответа на них.
10. ПРОГУЛКА
Каждый вечер полчаса под фонарями,
Захлебнувшись болью на бегу,
Сумасшедший с желтыми глазами
Мечется в асфальтовом кругу
Дребезжат, гремят изгибы водостоков,
На карнизах стынут блики дня.
Корчится в зубах у черных окон
Человек похожий на меня.
И осталось пять шагов до плахи
По ступеням вытертым до дыр…
А вокруг спускают шторы-флаги
Корабли расстрелянных квартир.
13. СТАРЫЙ ГАЗИК
Старый газик «Пиво-воды»
Разрисованный фургон
Возят в нем врагов народа
На расстрельный полигон.
А на месте все как надо,
Ров не мал и не велик.
Вся расстрельная бригада
Ожидает грузовик.
Без судей и прокуроров
Распишись и будь здоров!
Из тюремных коридоров
Попадают прямо в ров.
По утрам, когда прохлада
Повисает над Москвой,
Вся расстрельная бригада
Возвращается домой.
И считают в околотке
Те, кто в этом наторел:
Если взяли много водки,
Значит, был большой расстрел.
Дни летят, сливаясь в годы,
Каждый им как в горле кость,
Сколько же врагов народа
В государстве развелось?
Дали б нам мандат народа
Или около того,
Старый газик «Пиво-воды»
Всех бы свез на полигон.
Не пустует свято место,
Все тревоги позади…
Ждут, когда же у подъезда
Старый газик загудит.
ДРУГИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
14. МАНЕКЕНЫ
Промелькнули в дыму, утонули в плену акварели
В синем омуте комнаты с платьем твоим на ковре…
И совсем не об этом за окнами плачут капели
В бесприютных глазах, в беспросветных глазах фонарей.
Не зови меня в даль, не буди меня сказкой обманной
Золотого вина, золотого крыла тишины,
Не развеешь ты мне мишурою своей балаганной
Бесконечные сны, бесконечные желтые сны.
Так бывает всегда, так бывает всегда неизменно,
Когда боль убаюкана сладостным мифом весны,
Начинается транс сумасшедших чужих манекенов
На зеленых карнизах, бессонных карнизах стены.
Изгибаются страстно, сливаются жадно играя
В отвратительной пляске красивых двуногих зверей
И бесшумно упав, на рассвете опять умирают
Исчезая в провалах, в бездонных провалах дверей
И когда ты лежишь у меня на измятой постели,
Пляшут губы твои в той же самой проклятой игре.
И совсем не об этом за окнами плачут капели
В бесприютных глазах, в беспросветных глазах фонарей.
20. ЖЕНА ЛОТА
Бегу и оглянуться не могу,
О, как жесток во гневе Бог над нами!
И камни оседают под ногами
И слезы высыхают на бегу.
Бледнеет тень от городской стены,
Дорога поднимается все выше,
И шум толпы уже почти не слышен;
И все ее мгновенья сочтены.
Посланец Божий замедляет шаг
И повторяет прежние запреты:
Окаменеть или увидеть это…
Все то о чем болит ее душа.
Она успела посмотреть назад,
Увидеть черный пепел вместо дома
И страшный гриб, повисший над Содомом
Запечатлел окаменевший взгляд.
Не сожжена, не обратилась в прах,
А стала соляным столпом от века…
Но в давнем споре Бога с человеком
Я до сих пор не знаю: кто же прав?
29. АГАСФЕР
Он идет уже двадцать веков
И дорога его бесконечна
И пуста. Приговор был таков,
Что ходить суждено ему вечно.
Все что было, давно позади –
Долороса с домами и кущами,
Где с крестом на Голгофу Идущему
Он сказал равнодушно: Иди!
И они разошлись навсегда:
Божий Сын – через смерть к Воскресенью,
А другой - к безответному бденью
На пути, что ведет в никуда.
А ЭТО УЖЕ СОВСЕМ НЕДАВНО
В аду столпотворенье, как живые,
Расталкивая мирный адский люд,
Ежов и Берия, Ягода и другие
Во все лопатки к выходу бегут
Сегодня "Эхо Ада"* рассказало:
Андропову поставят монумент,
А их рассадят возле пьедестала
Как социально близкий элемент
Поэтому спешить им очень надо
Поэтому заботы полон рот
А вдруг придет чекистская бригада
Из Питера и все места займет
***
Опять сидим и ждем, кого возьмут,
Команда "фас" дана прокуратуре,
Барометр предсказывает бурю,
А стрелки упираются в тюрьму.
Опричники в высоких кабинетах
Удвоили чекистский КПД,
Они готовы выполнить заветы
Вышинского, Ежова и т.д.
Не знали мы, что может повториться
Весь этот ужас столько лет спустя.
Теперь в Кремле совсем другие лица,
Но тот же дух усатого вождя.
И сколько же еще у нас в стране
Всеобщей фанаберии и дури…
Команда "фас" дана прокуратуре...
И встретимся…в "Матросской Тишине"?…
***
Дорогой товариш Юдин,
Не тяжел ли труд Иудин?
Удается ли пока
Достучаться до ЧК?
И почем сейчас доносы?
Есть ли льготы для профбоссов?
А уж если выйдет спор –
Вам поможет прокурор,
Выдаст всем нам на орехи,
Ваши подчеркнет успехи;
От квартиры Собчака
И до Юкоса НК.
Что у Вас в бюджетном плане:
Олигарх или охранник?
Кого будем ковырять
И на вшивость проверять?
Дайте нам совет умелый –
Или взять чекистов в дело
Или со своим добром
Отсидеться за бугром?
Без запроса и доноса
Очень трудно жить профбоссу
Если Кировский завод
Вновь его не изберет
За внушительную сумму
В Государственную Думу!
***
Один из равноудаленных,
Свободой слова окрыленный,
Однажды, будучи в Кремле
Ужасно напугал коллег.
Сказал гаранту пару слов…
И тут гаранта занесло:
«Должны же знать родные массы
Какие в ЮКОСе запасы
Доллароносного сырья…
Здесь разбираться буду я!»
И разобрался…Бога ради…
С тех пор весь ЮКОС лихорадит.
И неизвестно почему
Наш Менеджер попал в тюрьму
Как будто все сошли с ума,
Судей и прокуроров тьма –
Разучивают роли в пьесе
На показательном процессе
А массам остается ждать,
Когда начнут им раздавать
Куски чужого пирога
Но не дождутся…ни фига!
***
Два человека есть в одной стране:
Один сидит в Матросской Тишине,
Другому – башня Спасская в окне
Видна. На ней звонят куранты
Во славу всероссийского гаранта.
Я не стремлюсь их поменять местами,
Пусть все вопросы разрешают сами.
Но думаю, ни суд, ни прокурор
Не разрешат их бесконечный спор.
Ведь прокурору "трудно дозвониться",
А суд наш просто притча во языцех,
Но сущность спора не понятна мне,
Когда один из спорщиков в тюрьме.
Поговорите вместе, без обиды,
Без тех, кто уж давно имеет виды
На якобы бесхозный капитал
И полагают, что их час настал.
Но все пока плоды воображенья…
А Вас, Михал Борисыч – С Днем Рожденья!
Хотелось бы, чтоб в следующий раз
Родные лица окружали Вас
И много интересного народа…
И был бы повод выпить за свободу.
Аукцион
Аукцион, аттракцион
Мир "поражен" и удивлен
И нет другого прецедента
Чтобы команда президента
И не без помощи Лубянки
Торги по краденой "нефтянке"
Организует...
Боже мой!
И продает себе самой.
А для международной ширмы
Создали подставные фирмы
Их адрес, что ни говори
В заштатной рюмочной, в Твери.
А чтоб объект не так был дорог, нашли финансовых шестерок
И эти горе мытари скостили цену раза в три.
Техасский суд, к инфаркту близкий
Решил куда направить иски, чтоб кончить дело поскорей -
-Наверно, прямо в Мавзолей...
Ведь там источник наших бед!
Он то ли умер, то ли нет...
Но нефтяной аукцион
Мог провести лишь только он.
О АВТОРЕ:
Гармаш Виталий Иванович родился в 1931 году в г. Мариуполь (Донецкая область Украины) в семье военнослужащего.
С 1946 года проживает в Москве, где в 1949 году окончил среднюю школу № 36.
Пытался поступить в литературный институт им. Горького, но не был принят, ввиду отрицательного заключения на его стихи поэта Долматовского.
Будучи студентом Государственного экономического института, в 1951 году был арестован органами МГБ по обвинению в террористических намерениях в адрес руководителей партии и правительства.
В 1952 году был осужден Военным трибуналом на 25 лет ИТЛ по статьям 58-8 (через 17) и 58-10 – террористические намерения и антисоветская агитация и пропаганда.
Наказание отбывал в СТЕПЛАГе (Джезказган, Казахская ССР), в одном из 12-ти специальных режимных лагерей для «наиболее опасных государственных преступников».
Именно в СТЕПЛАГе в 1954 году произошло знаменитое Кенгирское восстание, спровоцированное лагерным руководством, в результате которого погибло свыше 400 заключенных.
В восстании не участвовал, потому что, за несколько дней до его начала был переведен в другой лагпункт (из Кенгира на Рудник) в нескольких километрах от Кенгира.
В 1955 году после пересмотра дела был освобожден и полностью реабилитирован за отсутствием состава преступления.
После освобождения закончил Московский экономико-статистический институт. С 1959 года работал в ЦСУ СССР, затем, в аппарате Совета Министров СССР, а после распада СССР – в Министерстве Российской Федерации по делам СНГ.
С 1997 года на пенсии.
Стихи начал писать с 12 лет. Практически не публиковался.
Женат, имеет двух детей и четырех внуков.
Проживает в Москве.
